Книга Отмеченный сигилом  - Дмитрий Миконов

Монах нахмурился и опустил уголки рта.

– Оставь, Морок, не время сейчас! – вмешался капитан и, звонко цыкнув, лихо отправил струйку табачной слюны в придорожную колею. – Даже последние цеховики-корды знают, почему Фект напивается до беспамятства. Кривой Ирда пару лет назад выбрал неправильную дорожку.

– Да послужат его плоть и душа во благо великого пламени! – нараспев произнес преподобный Мэтью. В такт его словам кажущиеся мертвыми угли жаровни на мгновение полыхнули белым пламенем.

Десятнику стало не по себе. По странной причине он ощутил на себе некое бремя ответственности за дела человека, которого даже никогда не видел. Бред, конечно…

Замешательство не укрылось от глаз собеседников.

– Нервничаешь? – тут же поинтересовался Вортан, как показалось Лаену – с изрядной долей пренебрежения. – Брось, мы все успели убедиться, что ты гораздо… опытнее, скажем так. Серьезных стычек давно не случалось, мои ребята довольны. Можете гордиться собой, господин Морок.

– Я не нуждаюсь в твоем одобрении, капитан. – Смущение десятника стремительно оборачивалось неприязнью. Но не конкретно к этому напыщенному петуху, а скорее всему имперскому, что Калач с успехом олицетворял в своем лице. – И настоятельно рекомендую табак зря не жечь! Да будет тебе известно, что его запах может привлечь к нам сущностей Шуйтара, например, подземную вдову. Так что потрудись не отходить далеко в поле и смотри впредь, куда ставишь ногу… впрочем, это полностью твое право, как поступать… Как вы считаете, отец Мэтью?

– Все верно говоришь, сын мой. – Преподобный потер подбородок и осуждающе посмотрел на капитана, будто и не шел с ним давеча, считай, рука об руку. – Именно по запаху охотится сия бесовская личина, именуемая в книгах Собора подземной вдовой. Внезапное нападение из-под земли способно застать врасплох даже самого благородного и умелого воина.

Не найдя что возразить, Калач побагровел, демонстративно выбил трубку о борт кибитки и спрятал ее за пазуху. Невольно проследив за его движениями, десятник в очередной раз отметил отсутствие у капитана мизинца на левой руке.

Обычно, пропустив несколько кружечек браги, Калач непременно заводил разговор о досадной утрате, но каждый следующий рассказ немного отличался от предыдущего, заставляя усомниться в правдивости истории. От своих дозорных Лаен слышал, что подчиненные капитана даже делали крупные ставки, пытаясь предугадать новые враки начальника.

– Ты от его светлости? Что сказал Фект? – нетерпеливо поинтересовался Калач, меняя тему. – Какие наши дальнейшие планы?

– Меняем маршрут и встаем на ночевку в Погребках. Это заброшенное поселение каменщиков неподалеку от каменоломни.

– Как так?! Опять меняем?! – тут же нашел причину отыграться Калач и принялся загибать пальцы: – То с удобного тракта съехали, и трясет так, что сидеть невозможно. Теперь Погребки какие-то вонючие… Это же лишний день пути, посты охраны выставлять, честный отдых моих ребят псу под хвост! Нет, так не пойдет. У нас с его светлостью весь маршрут заранее обговорен был!

– Ты уверен, десятник? – переспросил монах, оставаясь внешне невозмутим, лишь глазом сверкнул. – Почему Погребки?

– Мы не успеем достичь мануфактур. – Лаен устало пожал плечами и, отвернувшись, принялся разглядывать затянутую легким туманом вершину холма Висельника. Его сильно раздражали подобные глупые препирательства на пустом месте, но показывать этого точно не стоило. – А спрятать обоз в здешних полях не удастся, сами знаете. Если в небе появится костяной левиафан, мы окажемся перед ним, как полевки перед ястребом. Тогда, капитан, ты будешь не за отдых бойцов переживать, а за их жизни. И не только за их.

– Все равно не нравится мне это! – Вортан покрутил шеей, поглубже ныряя в капюшон и вытянул вперед руку, затянутую в перчатку из тонкой узорчатой кожи. Принялся следить за падающими каплями. Хотя и без этого было понятно, что дождь почти прекратился. – Конечно, если его светлость… э-э-э, компенсирует, так сказать… потерю времени…

– Ну так и поговори об этом с ним, когда… хм… появится возможность. Или со старшим приказчиком Фабио, если хочешь прояснить вопрос, так сказать, на месте.

– А что, идея-то неплоха! – обрадовался Калач, наверняка уже подсчитывая в уме, на сколько лир удастся раскрутить торговца.

– Так-так… значит, каменоломня… я сейчас вернусь, сыны мои, – заявил монах. Поправив висевшую на поясе жаровню, он забрался на приступку, приоткрыл дверь кибитки и решительно проник внутрь.

Лаен не стал предупреждать преподобного о бессмысленности его затеи. Пускай сам убедится, что его светлость лыка не вяжет. Может, в следующий раз сможет удержать Фекта от подобной глупости. Или, по крайней мере, компанию ему составит, дабы убедиться, что негоциант, поминая родных, лишнего не выпьет. На самом деле джарах, конечно, не верил в то, что преподобный самолично напоил владельца каравана. Не самоубийца же, в конце концов, этот бывший факельщик?..

Молчание затянулось. Капитан наемников и десятник соглядатаев игнорировали друг друга взглядами и выглядели как нахохлившиеся воробьи, не поделившие корку хлеба. Их неприязнь брала начало с момента прихода Лаена в караван, когда шельмоватый капитан попытался подмять под себя новенького, но получив отпор – затаил обиду. Джараха, в свою очередь, бесили показушность Калача и его снисходительное отношение к окружающим. Ничего не скажешь, бывший житель столицы и истинный сын империи!

Скрипнула дверь и на пороге появился монах. Мэтью пытался скрыть чувства, но выглядел весьма довольным, будто за прошедшую минуту успел познать сущность самого́ светлого старца.

– Глава соглядатаев все верно озвучил. Держим путь в Погребки. Его светлость самолично распорядился.

Кивнув преподобному, десятник тем не менее сильно усомнился в его словах. Вряд ли негоциант мог сказать что-то членораздельное в том состоянии, в котором пребывал. Но зачем тогда преподобный ссылается на него? Или он специально для капитана все это разыграл, чтобы свести на нет возможные трения?

Если так, то весьма толково.

– Хорошо. Будь по-вашему, – с явным неудовольствием проворчал капитан, привычно не желая выступать против образовавшегося большинства. – Лаен, что планируешь делать?

– Я пошлю своих людей вперед, капитан, и сам поеду в авангарде. Твоим солдатам желательно наготове быть, в развалинах могут находиться упыри или того хуже – куклы живорезов.

– Не учи ученого – и без тебя это понятно. Хотя мертвяков вон святой отец пускай разгоняет.

– На все воля старца сияющего. Надобно мне для начала помолиться за прегрешения людские. – Монах потер ладони так, что Лаену послышался скрежет. – Уверуйте, дети Его, что факел Воритара и дальше будет светить нам, изгоняя сумрак из душ заблудших…

… Потеряв изрядно времени, караван продолжил путь, когда солнце уже укололось своим краем о темнеющий на западе гребень Приланского леса. Лаен восседал на облучке передового экипажа и зорко смотрел по сторонам, изредка перекидываясь редкими фразами с Фабио, который решил составить приятелю компанию, а заодно правил лошадьми.